1.2. Проблема возможности принятия Русью христианства из Гер-манского королевства.

В Повести временных лет сообщается, что при заключении русско-византийского договора 944 г. «христиан русских приводили к присяге в церкви святого Ильи»[1]. Естественно предположить, что их присяга имела силу для представителей Византии, если они принадлежали к восточной церкви. В булле папы Иоанна XIII 967 г. чешскому князю Болеславу II об учреждении пражского епископства говорится: «Однако ты выбери для этого дела не человека, принадлежащего  к обряду или секте болгарского или русского народа, или славянского языка»[2]. Здесь русские христиане ставятся в один ряд с болгарскими, а Болгария была крещена из Византии. Итак, источники свидетельствуют о принадлежности русских христиан к восточной церкви.

Этот факт отмечен рядом исследователей. Свердлов писал, что «существование церкви св. Ильи в Киеве свидетельствует о сравнительно широком распространении христианства»[3]. Вайнштейн отмечал, что в Киеве были «христиане, связанные с греческой церковью»[4].

Ариньон и Сахаров указывали, что связанные с восточной церковью русские христиане, скорее всего, не стали бы поддерживать попытку крещения Руси из Германского королевства, относящегося к западной церкви[5].

Обратим внимание, что Ольге надо было иметь определённую силу внутреннего религиозного чувства для принятия крещения в восточнохристианской церкви. Осознание княгиней рискованности этого шага в условиях сохранения сторонниками язычества сильных позиций прослеживается в Повести временных лет в её словах: «Люди мои и сын мой язычники, – да сохранит меня Бог от всякого зла»[6].  

Примеры проявления подобного чувства среди правителей государств можно найти в истории. Креститель Болгарии царь Борис, прочно державший власть, уходит в 889 г. в монастырь. Так же поступил в 1196 г. добившийся освобождения Сербии от Византии Стефан Неманя.

Мысль о личной приверженности Ольги восточной церкви высказывали многие историки: Карамзин, митрополит Макарий, М.А. Оболенский, Пархоменко[7]. Сахаров отмечает, что «сама Ольга, крестившись в Византии, не могла не чувствовать себя свя­занной с византийской церковью»[8].

Однако некоторые историки (Фортинский, Пархоменко) говорят о сохранении в X в. единства восточной и западной церкви, поскольку раскол официально произошёл в 1054 г. Поэтому обращение за созданием церковной организации в Германское королевство не было отступлением от восточной церкви.

Но вопрос о единстве церквей в X в. остаётся открытым. А.П. Каждан заметил, что в ходе спора, возникшего в 60-х гг. IX в. между константинопольским патриархом Фотием и римским папой Николаем I за юрисдикцию над Болгарией, патриарх «выдвинул против западной церкви обвинение в нарушении церковной дисциплины, обряда богослужения и богословских принципов; западная церковь, заявлял он, нарушила традиции, приняв тезис об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но и от Бога-Сына»; затем, «основываясь на этих посланиях, Константинопольский собор 867 г. отлучил Николая I от церкви, а учение об исхождении Святого Духа “и от Сына” (filioque) объявил еретическим»[9].

Хотя благодаря ряду обстоятельств окончательного раскола в IX в. не произошло, историки Вайнштейн, Воронов говорили о временном разрыве церквей в 60-х гг. IX в.[10]  В булле папы Иоанна XIII 967 г. также подчёркнуто различие восточной и западной церквей[11]. Поэтому в науке не бесспорно положение, что обращение Руси за крещением к Германскому королевству не было бы отступлением от восточной церкви.

Историки М.А. Оболенский, Ариньон указывали, что для крещения Руси по западному варианту христианства следовало отправить послов к папе римскому[12]. Рамм также отмечал, что «создание новых церковных центров не могло осуществляться без прямого участия папы»[13].

Назаренко приводит возражение данному аргументу: в Германском королевстве в 959 г. был архиепископ, получивший от папы право поставлять новых епископов, о чём на Руси могли знать[14]. Однако санкция папы в решении церковных вопросов всё же была нужна. Во-первых, сам Оттон I обращался к папе для решения церковно-административных вопросов[15]. Во-вторых, формально, даже при политическом ослаблении папства в X в., именно Рим являлся главой западной церкви.

Заметим, что помимо Византии и Германского королевства существовал и третий центр, из которого можно было получить церковную организацию – Болгарское царство, которое получило патриаршество в 927 г. из Царьграда. Приселков отмечал, что «с этого времени болгарская церковь становится третьим центром, откуда Киевская Русь могла искать церковной иерархии на приемлемых для национального самолюбия условиях»[16]. Если допустить, что русская сторона вела закончившиеся неудачей переговоры о создании церковной организации с Византией, то, вероятно, предпочтительнее было бы обратиться потом с этой просьбой не к Оттону I, а к Болгарии.

Во-первых, Болгария относилась к восточной церкви, как и русские христиане и Ольга. Во-вторых, Болгария была в середине X в. слабее и Византии, и Германского королевства, поэтому не смогла бы установить жёсткий церковно-административный контроль над Русью. Нам же ничего не известно о переговорах Руси с Болгарией. Всё сказанное косвенно может свидетельствовать об отсутствии попыток крестить Русь в правление княгини.

Некоторые историки (Воронов, Приселков) говорят об охлаждении в отношениях Руси с Византией в конце 50-х гг. X в. как свидетельстве неудачи переговоров в Царьграде о создании церковной организации, в связи с чем последовало обращение с аналогичной просьбой к Оттону I (Повесть временных лет сообщает, что княгиня отказала прибывшим из Царьграда послам в просьбе прислать воинов в помощь империи)[17].

Однако указанный конфликт был быстро улажен: в августе 960 – марте 961 гг. русские воины принимают участие в военных действиях Византии против арабов на Крите[18]. Итак, данный конфликт не был глубоким. Более того, связи Руси с Византией к середине X в. были уже прочными. Поэтому маловероятно, чтобы из-за частного конфликта был сделан во многом определяющий дальнейшие судьбы государства шаг принятия церковной организации из Германского королевства.

На наш взгляд, неправомерно рассматривать посольство 959 г. как дипломатический манёвр с целью оказать давление на Византию, вынудив её создать самостоятельную церковь на Руси, ссылаясь (как, например, Фортинский) на соответствующие действия болгарского царя Бориса.

Во-первых, как выше показано, можно предполагать, что, скорее всего, в правление княгини не предпринимались попытки крестить Русь. Во-вторых, усилия Бориса по созданию независимой церкви прослеживаются по источникам[19], чего нельзя сказать, как отмечено, о политике Руси. В-третьих, сопоставляемые события проходили в разных условиях: Борис боролся за статус церкви уже после официального крещения Болгарии в 865 г., поездка же Ольги в Царьград и прибытие посольства к Оттону I состоялись в то время, когда Русь не была крещена. Наконец, Борис имел основания обращаться к папе, поскольку римская церковь имела юридическое обоснование на церковный контроль над Болгарией[20]. Разумеется, Рим мог бы желать распространить своё влияние на Русь, но и оснований, и возможностей у него для этого было меньше, чем у Византии. Сахаров отмечал, что «нет оснований для аналогий между при­нявшей христианство в 864 или 865 г. Болгарией и Русью 955 или 957 г»[21].

Итак, согласно следующим аргументам можно предположить, что возможность принятия Русью крещения из Германского королевства в правление Ольги была маловероятна, поскольку: 1) русские христиане были связаны с восточной церковью, а Оттон I распространял христианство в его западном варианте; 2) сама княгиня была крещена в восточнохристианской церкви; 3) для приобщения Руси к западной церкви следовало обратиться не к Оттону I, а в Рим; 4) если допустить, что неудачные переговоры в Царьграде о крещении Руси имели место, то, вероятно, предпочтительнее было потом обратиться с этой просьбой не к германскому королю, а к Болгарии (чего, судя по источникам, не произошло); 5) прослеживаемый по источникам конфликт Руси и Византии в конце 50-х гг. X в., который, по мнению ряда историков, мог быть причиной отправления посольства 959 г. к Оттону I, не был глубоким и быстро уладился; 6) нет оснований говорить о дипломатической игре Руси, ссылаясь на соответствующие действия болгарского царя Бориса.